Электрические киты [litres] - Александр Касаверде

– Спасибо, – говорю я.

– На хуй иди.

– Понял, – говорю я. – Слушай, а с Ланой у тебя что-то было? Просто чтобы знать, если вдруг что со мной по дороге случится.

– А это что-то изменит?

И он срывается с места. И я еду за ним. И только вижу, как свет от его задней фары скрывается за поворотом.

Я выкрутил ручку газа. Втопил, насколько это можно было сделать на моем мотоцикле. И снова увидел фару Кости. Он спокойно ехал впереди. И светил в этой непролазной тьме. Будто это свет в конце тоннеля. И как бы ты быстро ни ехал, тебе его не догнать. Может, так оно и есть? И люди при смерти видят не вход в рай, а фару впереди едущего мотоциклиста?

Я услышал шум – рев еще одного двигателя. Я посмотрел в зеркало заднего вида, но никого не увидел. И через секунду обдало звуковой волной. Между мной и Костей ворвался черный спортбайк. Он так резко меня обошел, что я еле удержал руль и чуть не улетел в кювет. Черный мотоциклист начал то поддавать, то снижать скорость, будто подначивая Костю. И на первом же повороте обошел его и дернул вперед. Костя рванул за ним. За следующим поворотом я уже никого не видел. И спокойно продолжал плыть на своем пухлом дирижабле сквозь ночь. Поднимаясь и опускаясь на извилистых дорогах. Я проезжал деревеньки, поля, спускался к морю и поднимался в горы. И чем выше, тем становилось холоднее. А на самой верхней точке острова я въехал в плотное облако.

И первые метров двести вообще ничего не видел. Только разметка дорожная и указатели. Потом более или менее глаз стал выхватывать из тумана очертания местности. И вдруг слышу вдалеке глухой удар, затем еще один, и еще один, и жуткий лязг металла. И через какое-то время вижу на дороге раскуроченный Костин мотоцикл. И в тридцати метрах от него лежит тело. Недвижимое. Не подающее признаков жизни. Костя разбился.

И я хочу остановиться, но тормоз не работает. Я жму на рычаг, но он просто продавливается. И я понимаю, что, блин, попал в какой-то бермудский треугольник. Дорога влажная, поворот, еще поворот. Облако не заканчивается, только чуть лунный свет просеивает. И я уже не помню про аварию и думаю теперь только о том, как выжить самому. И вдруг слышу, эта песня звучит: «Любовь, похожая на сон». Через помехи. Из динамиков, через которые транслируют ход соревнований. И чем дальше я еду, тем громче звучит музыка:

     Я люблю тебя, как любят в жизни раз.

И я понимаю, что происходит что-то уже совсем странное. Руки и ноги немеют. То ли от холода, то ли от гипнотической силы облака. Оно проходит в каждую пору моего тела, в мозг, в глаза и дыхание. Словно сладковатое дыхание шепчет: «Умри, хватит тебе уже маяться, умри. Там за поворотом будет обрыв. Просто направь туда байк. Слышишь?» И правда, впереди я вижу крутой поворот и обрыв.

И я понимаю, что единственный способ остановиться – это уйти в занос и положить байк набок. И тогда я поддаю чуть газа. Плавно наклоняю байк и выкручиваю руль. И меня несет прямо в обрыв. Я выкручиваю руль сильнее, в занос, и заваливаю байк набок. Руку пронзает дикая, нестерпимая боль. И меня вертит по асфальту. Мир будто скатывается в рулон. Горы, полная луна, ели, раскинутые вдоль обочины. Все это сворачивается, хлопает, как полусдувшийся воздушный шарик, и гаснет.

Какое-то время я лежу с закрытыми глазами. Я чувствую запах гари и паленой резины и сладковатый вкус на губах. Вкус крови. И этот вкус крови будто снова включает музыку:

     Любовь, похожая на сон,

Счастливым сделала мой дом,

Но вопреки законам сна

Пускай не кончится она.

Я не знаю, сколько времени прошло от падения до минуты, когда я открыл глаза и приподнялся. И знаешь, что было первое, о чем я подумал, когда встал? О том, все ли в порядке с мотоциклом, он же не мой, я его у Рупы взял. И только потом уже дошло, что раз я об этом думаю, значит я еще жив. Вау-у. Я еще жив. И тут я вижу кровь. И мне страшно. Очень страшно. Кровь повсюду, вокруг байка. Ее, на хрен, до фига. Как будто тут бычка освежевали. Только здесь, кроме меня, никого нет.

Я пытаюсь почувствовать руки и ноги. Все двигается. Шея двигается. И вижу, что полностью разодран локоть на куртке, прям до защитной вставки на рукаве. И у меня рана на запястье. И пальцы все в крови. На самом деле кожа только содрана. Ничего страшного. До сих пор не могу понять, как я все этой кровищей измазал. И снова музыка из колонок:

     Я прощаю одиночество и грусть,

Ты сказал, что в них я больше не вернусь.

И манит меня. И я делаю шаг в туман. А он еще гуще стал. На расстоянии вытянутой руки только белое невесомое марево. И такое чувство, что со мной кто-то в кошки-мышки играет и глаза мне облаком завязал. И такое жуткое ощущение, что в этом тумане еще кто-то, кроме меня, есть.

     Так бывает только в сладком сне,

Но любовь у нас наяву сейчас.

Я перестал понимать, где я. И не мог найти дорогу, откуда приехал.

Обернулся, чтобы найти мотоцикл, но его нет. Иду вперед, и уже под ногами не асфальт, а тропинка, поросшая мхом. Меня охватило полное отчаяние. И казалось, что лучше всего было бы просто свернуться калачиком и ждать утра, ждать, когда за мной кто-то придет. Мои мысли прервали чьи-то шаги. Я услышал, как рядом сломалась ветка. И человеческим голосом завыл ветерок!

Впереди мелькнула тень. И я машинально пошел за ней. Клянусь, что она очень была похожа на мою тень. Будто я и есть тот пугающий призрак. Будто если и убьет меня монстр на этой горе, то я и буду тем монстром. Потому что рожден он был моим рассудком. И я пошел за ним. Волоча ноги и оставляя на листьях кровавые подтеки. Тропинка шла высоко в гору, и я уже карабкался, цеплялся за выступающие корни, подтягивался и, чуть ли не хватая зубами ветки, выкарабкался на плато. Я снова был